Последняя надежда на науку с треском провалилась 29.03.2016 17:02
Комментарий на один комментарий
Последняя надежда на науку с треском провалилась
(Посвящается «росичам», русичам и прочим чадам)
Цитата: … это на уровне генов. "Там" не вспоминают, там действуют, если возникнут обстоятельства. Сокровенное всегда всплывает, как последняя надежда. Лично я вспомнил бы не реку Рось, а Белый Яр. И по определённым причинам.
Тайные знание на то и тайные, чтобы передаваться из уст в уста. Это глубокая традиция в России. Кто знает, тот молчит. И молчит так, как будто не знает. Пустая тема от Дъякова, минус.
Я: Плюс тебе Влядь Ивашов за превосходное знание черной магии. Но это не по моей части. Я люблю науку.
Ну и раз уж «идейные шаманы» так зациклились на непременно цветовом якобы значении имени Руси, могу дать одну подсказку. Поскольку «белые» значения слов индоиранских языков для Руси в качестве прототипов по лингвистическим соображениям не годятся, самым подходящим цветом, наделяющим имя Руси ресурсами к тому же собственно уже славянского языка, был бы «золотой», «красно-рыже-золотой», «солнечный», или «огненный», но уже посредством лексемы, как можно догадаться, русый/русъ «красноватый, рыжеватый, желтоватый (антропологическое)» (а не «красный», или «белый», или «светлый»), которая как нельзя кстати таким образом словесно-магически «камуфлирует», фонологически «обеззараживает» слово чужого, германского языка, восточноскандинавское, прежде всего наверно свейское, надо думать, rōþ(s). Став славяноговорящими, русь, как и всякие язычники, наверное «должны были позаботиться» о том, что бы их имя отвечало самым «лучшим, красивым» эстетическим пристрастиям славянского языка (попутно проводились какие-то языческие мероприятия, жертвоприношения, установки идолов, то есть кипела идейная работа). Паки и само природное скандинавское имя свеев (родственное славянскому свой и похожее на свет) уже могло содержать в себе повод на получение заведомо «благонадежной» или «лояльной» оценки у славян. Итак, «золотое» или даже «огневое» восприятие русого семантически отлично соотносилось бы и со «святостью, священностью», и со «светлостью (сиянием, свечением, эманацией)» (сравните некоторое цветовое расхождение сияющих светил, «провинциального» свитле сонце и русского светлый месяц), и позволяет вообразить нити идейных взаимосвязей между популярным у древнейших русь именем Олег-Ольга/Хельги-Хельга «совершенный, святой, священный, посвященный» и в оценке славян «вещий, предсказывающий», в принципе любые из каковых качеств мог ли бы приписываться как свойство золоту и предметам из него или огню (Сварожич «огонь», сын Сварога «идущего по небу, солнца»), между именем Святослава Игоревича, калькирующем вероятно скандинавское имя, былинным прозвищем Владимира/Володимера («владеющий миром (покоем)» или «владеющий мерой») Святославича Красно Солнышко и эпитетом «Слова» Даждьбожьи внуки (Даждьбог трактуется как сын Сварога) о русских, каковое божество по-видимому соотносилось тем или иным образом с солнцем и дневным светом, днем. Такой своеобразное «отвлеченное значение» слова русь, подсказанное возможно к тому же этнонимом свеев (в отношении которых в первую очередь обитатели берегов Финского залива применяли очевидно этноним ruotsi-rōtsi) мог бы означать нечто вроде «таких как мы, похожих на нас, как бы светлых (своих, видимых)». Соответственно от некой степени изначальной лояльности («как бы своих») это как бы «народноэтимологическое» значение могло бы нарастать до состояния полной приязни («свои») уже совершенно славяноговорящей Руси, хорошо помнящей однако о своих исторических корнях (до появления России).
Но ещё раз оговорюсь, что все эти возможные, предположительные намысления в славянском не могли бы состоятся без той основы, которую они собственно переосмысливали. Звуковую тему для словотворчества тут задали скандинавы Вероятно, подобную же «апотропийную смекалку» славяне проявили не раз, тем более наверное в конструировании ваадя > водь, бепся > весь, а на Юге наборами славянских формантов звучат печенеги, половцы. Славянское русый могло бы быть лишь «ребусом» или же его частью, которым «толковалось» или «украшалось» слово Русь, на взгляд со стороны (славян на свеев) или взгляд уже думающей на славянском Руси. Кроме того, русские летописи позволяют надеяться на осуществление на этапе зарождения русской культуры не только заимствований имен собственных и нарицательных (Олег, Игорь, гридь и т.п.) и фонетических калек с германского на славянский (Синеус и Трувор), но и переводов в результате «переговоров» с одного языка на другой, семантических калек, в том числе и с самого скандинавского прототипа (или даже куста понятий – «гребля», «поход», «весло», «уключина», «гребец», «гребная команда», «земля гребцов») восточнославизма русь, посредством славянских лексем ключ «уключина», гребец, дружина «поезд, спутники, сподвижники, соратники», вои-войско, когда где-то в каком-то интервале X столетия происходила славянизация призванных варягов. В таком случае экзонимный этап («свеи» или «скандинавы») в истории восточнославянского этнонима русь был очевидно изначальным и мог быть сравнительно продолжительным, а именно с тех пор как в Эпоху Викингов скандинавы налаживают регулярное судоходство на Востоке Европы (Аустрвег) и до тех пор пока этноним не стал для варягов, превратившихся фактически в славян, своим собственным (вероятно уже только в X веке, хотя прецедент мог запросто оказаться и неоднократным). Словом, в ΙX веке славизм несомненно уже существовал (а мог бы сложиться даже прежде VΙΙΙ столетия), хотя обескураживающе надежных письменных подтверждений ему пока нет, даже принимая во внимание сведения арабов ([rus]), следовавших согласно их же утверждению цветовой символике греков (греческое «малиновые, краснокожие»). Грецизм Рос отразившийся в термине Rhos для свеонов в Бертинских аналлах теоретически наверняка мог бы подразумевать и славизм, как это повелось уже может быть с рассказов Фотия или же безусловно в X веке. Ruzzi Баварского географа имеют отличные шансы претендовать на соотношение со славизмом. В то же время известно, что арабы общались с варягами при языковом посредничестве славянских рабов, для которых, если те происходили из мест пресекавшихся путями викингов, этноним русь уже был свершившимся понятием. И следует наверное предостеречься от попыток произвести славянское русь из средиземноморского койне «красные, малиновые (антропологическое)» – фонетический путь от [rusios-rusos] к [rūs‘], все-таки видимо длиннее, чем от [rūzi-rōzi] и даже от [rūþ(s)], точно так, как сообщество славянских экзоэтнонимов собирательной формы (корсь, либь, чудь, водь, сумь, ямь, весь) на участке Восточной Балтики (акватории Финского и Рижского заливов) указывает на кратчайший географический путь производства славизма.
Помимо этого, не слабую конкуренцию русому на участие в «ребусе» Русь мог бы составлять омонимический куст славянских слов русло, руст, рух, рушить, рутить, рунить и может даже при поддержке родственных и похожих балтизмов, каковые у балтов, на всем ареале их древнего проживания, осваиваемого в Средневековье «восточными славянами», оседали так же в гидронимии на Рус-, чего видимо практически не наблюдается у славян. Косвенно на такую семантическую возможность могли бы указывать тематические схождения, типа названия Суводь, местности при слиянии Десны с Днепром, и может быть названия рек Рус и Рут (Днепр-Дон-Волга) на арабских картах, река Кива (то есть от Киев) Иосиппона.
Далее, состояния различных физических объектов или воздействие на них необычного фольклорного концепта земной тяги из былины о Святогоре может описываться посредством понятий «движения», «падения», «течения (как падения воды)», удачно для нашей темы обнаруживающих звуковое оформление где-нибудь в индоевропейских языках в словах на ру-. В свою очередь сам былинный Святогор «обитатель Святых гор», то есть «курганов» – не кто иной как «покойник» – он не может ни догнать живого человека, ни преодолеть земную тягу и, что ещё важнее, по сюжету Святогор и Илья Муромец умирает в гробу. Здесь былина сказочным образом интерпретирует исторический обряд погребения в так называемых деревянных «камерных» гробницах, непосредственно сопровождающий историю Руской земли (от её истоков в конце ΙX и до середины XΙ веков) как один из наиболее высокоранжированных, принадлежавший культуре древнейших русь. Таким образом, данный уникальный фольклорный персонаж (с земной тягой борются также Вольга, Илья или сербский Марко) вместе с очевидно Вольгой завуалированно несут в себе народную память о временах самых изначальных русин-ов.
Итак, имя Руси при посредничестве славянских формантов на рус- может находить некоторый семантический отклик в понятиях, сопутствующих, описывающих «жизнь», её собой метафорически украшающих и олицетворяющих (красота, свет, как «сияние, видимость, прозрачность дня», солнце, золото, огонь, красный или червленый цвет), а в то же время быть может даже и в понятиях связанных с представлением о «смерти» (тут можно вспомнить и Перуна с Волосом, Георгия-змееборца). И нельзя ли допустить, что такие сопоставления проводились уже у истоков формирования русского самосознания. Правда конечно, мы можем иметь дело и с наслоениями разных веков.
И в то же время надо понимать, что без определенной «подсказки» варягов ([rūþ]) славяне могли бы при случае выразить некие свои ощущения «красоты» и через другие определения.
Стоит ещё заметить, что сама та многоплановость, широкие, за счет подбора «подходящей» омонимии, возможности для трактовки имени Русь, даже при наличии не только удобоваримой её этимологии (из нарицательного скандинавского слова), но и комплекса исторических подтверждений в её поддержку, также указывают на изначально присущее восточнославизму Русь, сложившееся качество имени собственного (сначала «малочисленного» (на)рода варягов, потом славянской страны), на чем очевидно не случайно настаивает летопись. Если таких весьма удобных предпосылок к «антропоморфизации» как в случае с Русью (языковая эстафета) в наличии не имелось, достигшее определенной зрелости этническое, но ещё бесписьменное, доисторическое самосознание в стремлении осознать, социализировать прошлое, найти свое родовое начало удовлетворялось конструированием эпонимных героев, угадывая или утверждая в этнонимах знакомые имена собственные. Так появлялись Адам и Манн, Кий (тут при более менее установленной этимологии остаются разногласия по поводу значения, чему вторит как бы и вариативность занимаемой по легенде героем «должности» – «князь/перевозчик»), Радим и Вятко (оба вероятно от понятий обозначающих на разных языках «первопоселенцев») или уже по-ветхозаветному символические, аллегорические славянские прародители Лех, Чех и Рус. В этом смысле история происхождения русского имени оказывается благодаря изыскательской деятельности авторов начальной летописи гораздо более документированной.
您需要登录才能发表评论